Алексей Андреев. "Шаги"

###################################################

Андреев А. В.

Ш А Г И

Посвящается Ренатке

(весна-лето 1992 г.)
###################################################

.
- 2 -

# # #

Я борюсь весь день с твоим фантомом,
С призраком, раздетым догола,
Медленно гуляющим по дому
И сующимся во все дела.

Ты мешаешь спать, работать, думать,
Матерьялизуясь на столе,
В голосах заоконного шума,
В грязном дна стаканного стекле...

Складываются в черты овала
Строки книг, воротники пальто.
А уж эти складки покрывала -
Те вообще рисуют черти что!

В розах дыма, в играх светотени,
В запахах и просто в темноте -
Сотни разных копий-привидений,
Глаз трясина, ножек варьете...

Полменя - прочнее волнолома.
А другая "пол" вопит: "Вернусь!"
Я борюсь весь день с твоим фантомом,
и наверно к вечеру свихнусь.

# # #

Звери, возможно, плачут.
Но точно - не улыбаются.
Они летают и скачут,
И иногда ругаются,

Строят крепкие гнезда,
Ночью с луной лаются,
Слушают мокрые звезды,
Но только - не улыбаются.

Гибнут и снова рождаются,
Или мохнато дремлют.
И вовсе не улыбаются,
Узоря следами землю.

.
- 3 -

_Мартовский сонет

В зазеркалье бензиновых радуг
Тонет глупо-веселое солнце.
Проступают мусор и падаль,
Как созвездия на червонце,

Что вчера был отдан за кофе.
А сегодня - зима в разрезе.
Под ее обветшалый профиль
Столько чуши в голову лезет -

Ветер! Снег, умирая, бухнет...
Мы сидим с тобою на кухне

И гадаем под трели капели:
Залетели - не залетели?

_Дао

За синие горы, за желтые реки
В зеленых одеждах идут человеки.
Весна или осень, тоска иль надежда -
Идут человеки в зеленых одеждах.
Красивая обувь их рвется сучками.
Тогда человеки садятся на камень
И чинят сандали, и дальше шагают.
Когда я их вижу, я долго икаю
И плачу: "Китайцы, отдайте мне солнце!"
Они отвечают:
"Но мы же японцы..."

_Шаги

Я слушаю шаги за дверью.
И в ожиданьи стука или звонка
Тоска и скука.

Я реагирую на человека,
На топот мимо и петель скрипку
Улыбкой мима.

Шершаво-шепелявый шепот
Чужих подошв за стенкой кирпича:
"Сейчас под дождь..."

И тихо. Звуки коридора
Застыли, пошатавшись вроде пьяниц
Под танец пыли.

А в пустоте меня - сквозняк,
Горсть каблучков и дольки смеха.
Я только эхо...

.
- 4 -

# # #

Солнце съело лужи,
Город в пыльной неге.
Женщины наружу
Выставляют ноги
И гуляют ими
Вдоль автомобилей,
Улыбаясь в гриме
С розовых ходулей.
Зеленеют цены,
А "комки" не тают,
В лавках бизнесмены
Жмутся и потеют.
Тротуар виляет
В шкурах солнцетигров,
И в толпу стреляет
Террорист-фотограф;
Иностранец, толстый,
Как "Бхагавад-Гита",
С мордой гуманиста
И мозгами гота;
Девочка-цыганка
С прокурорским взглядом
За валютным танком
Пробегает следом;
Ходят люди с пивом -
Славные ребята!
Все вокруг лениво,
Жарко и суббота...
На карманном донце -
Медная копейка.
Здравствуй, Город Солнца,
Майская помойка!
Я брожу в страницах
Этой рваной книги
И гляжу на лица.
В основном на ноги.

_В/Ч N***

Я докуриваю горький "Беломор",
И рисую твою букву на песке,
По которому шагали сапоги.

Этот знак напоминает мухомор.
Муравей закопошился на крючке
Кривоватой буквенной ноги.

Я застегнут в цвет соленых огурцов.
Вензель нем. Минуты через три
Все растопчет сапоговая ходьба.

Блещет солнца искаженное лицо
В моих чакрах с "серп-и-молотом" внутри:
Ряд в семь звездочек,
от живота до лба.
.
- 5 -

_Чуфут-Кале

Хранительницы каменного города,
Все ящерицы в сером и зеленом
За час до наступления полудня
Одновременно прекращают перебежки
И застывают, головы задрав.

Через мгновенье город оживает,
И вместо ящерок - толпа одетых странно
Людей, что населяли эту крепость
Века назад - по улицам из камня
Бредут, сидят, выходят из пещер,

Гремят оружьем, жгут костры и стонут
От ран; смеются жутким смехом,
Едят и пьют, и молятся богам;
Их женщины, смуглы и груболицы,
Сидят с детьми, следя за очагом,

Иль заунывно воют об убитых.
А воины из-под бровей косматых
Протяжно-хмуро смотрят вниз, в долину.
Все это продолжается не дольше
Порыва ветра в тихий летний день,

И исчезает. И случайный путник,
Попавший в город, вырубленный в скалах,
Заметит призрак дикого народа,
Почувствовав неясные движенья
Вокруг себя, да еле слышный звук

Металла, голосов картавых,
И доносящийся невесть откуда запах
В котором пот и жареное мясо,
Кровь и навоз, и много разных трав -
Ошеломит и тут же пропадет.

Но вряд ли станет размышлять свидетель
О превращеньи ящериц в людей,
И почему одежда мирозданья -
Ткань времени - вдруг рвется, там где тонко,
Впуская в день, где крепок скифов дух.

Скорее он припишет эти вещи
Жаре, расплавившей архитектуру мыслей,
Воображенью, заплутавшему в пещерах,
Да колыхающейся сети маршрутов
Невидимых, рисуемых хвостами

Серозеленых бегающих трещин
На стенах, на ступенях и дорогах
Твердыни мертвой, крепости-скалы,
Стоящей высоко и несравнимой
С любыми их равнинных городов.
. . . . . . . . . . . . . . . .

.
- 6 -
. . . . . . . . . . . . . . . .

Но знал бы он, неумолимый скептик:
Недалеко, в пяти часах похода,
Случается подобное под вечер
На чьем-то древнем кладбище, где плиты
Могильные - разбросанный пунктир

В траве на невысокой и пологой
Горе, и свиду эта россыпь
Напоминает небольшой поселок
Для сказочного мелкого народца.
Но плесень покрывает скаты крыш

А также непонятные узоры
Что выбиты на основных домах
И больше нет - ни надписей, ни дат.
Покой, трава и камни; только снизу
Далекие - проезд машин и лай.

Но в тот момент, когда заходит солнце,
На несколько мгновений, пока капля
Его последняя стекает в лес за горы -
Меняется неуловимо время:
Внизу постройки нынешие исчезают

И появляется... А впрочем, это тоже
Резонно посчитать за сон короткий
На свежем воздухе, что пахнет чебрецом
И к вечеру прохладен. А реально -
Лишь камни; и кому еще тут быть,

Кроме ежей, которые в потемках
Шуршат среди могил и почему-то
Нисколько не боятся человека,
Здесь отдыхающего параллельно плитам -
В зарю ногами, головою на восток.