в начало


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ:

УЛИЦА МЕБИУСА



в полночь
на безлюдной Дворцовой
саксофонист
такой маленький
у подножья колонны
спиной
к мокрым улицам
лицом к своему двойнику
в полированном камне
в асфальте
отражения фонарей
перевернутый город с собакой
и уже непонятно
который
из двух инструментов
эхо

(Виктор Степной, "Голоса тишины")




Клетка 20. ЛЮБОЛЬ



Мне снилась Мэриан.

Я лежал на берегу моря, на пустынном песчаном пляже. Была ночь, море слабо светилось, отражения звезд шевелились на волнах. Мэриан сидела рядом, закутавшись в индейское лоскутное одеяло. Она только что вышла из воды, с темных змеистых прядей капало. Я видел лишь контур ее головы, а ниже складки одеяла скручивались в такой бесформенный кокон, что казалось - мокрая голова на фоне звездного неба существует сама по себе. Вдруг мне привиделось, что разноцветные треугольные лоскутки на одеяле - это детские кубики, вернее, пирамидки, из которых сложен игрушечный город-замок, а из-за города выглядывает спрятавшийся ребенок. Я пригляделся к пирамидкам и обнаружил, что на их гранях, обращенных ко мне, действительно нарисован город - словно одну большую фотографию разрезали на треугольники и наклеили их на грани тетраэдров. В тот же миг кукольный город стал непостижимым образом превращаться в настоящий: большие пирамидки делились на пирамидки поменьше, а те делились снова... Я понял, что они вот-вот уменьшатся до множества висящих в воздухе точек, каждая из которых будет неразличима глазом, зато все вместе будут складываться в очень четкое, очень реалистичное трехмерное изображение. После этой мысли пирамидки перестали делиться - получился почти настоящий город, и все-таки еще можно было различить, что он состоит из фрагментов, нарисованных на гранях очень маленьких тетраэдров. Но ведь у каждой треугольной пирамидки четыре грани, а ко мне они все обращены только одной! Интересно, если взглянуть сбоку - сложится ли другая трехмерная картина? Я чуть повел головой, пытаясь заглянуть за угол еще не сложившейся реальности. Однако тысячи микроскопических пирамидок согласно повернулись вслед за мной, словно не хотели показывать мне другие свои стороны, кроме тех, на которых нарисован город. Вот незадача! Я задумался было, что же делать, но тут шум моря все вернул обратно: передо мной опять был пестрый кокон лоскутного одеяла, а над ним - темный силуэт мокрой головы Мэриан. Я протянул руку, намереваясь залезть под одеяло. Мэриан отклонилась и высунула из кокона маленький кулачок с "фигой".

- Ты же спишь, негодяй! - сказала она.

- Это точно, - ответил я, не открывая глаз. - Но я тебя вижу.

- Ну и видь сколько хочешь. А лежи смирно.

Она придвинулась и опустила мокрые кудри мне на лицо. Медленно повела головой в сторону... кончики волос пробежали по моим щекам, по векам. И обратно. Казалось, она рисует у меня на лице мягкими кисточками. Каждое движение ее мокрых волос вызывало в сознании тихую, прохладную вспышку света, раздвигающую пурпурный сумрак...



По ушам хлестнул удар штормовой волны, рев продолжался и продолжался, пока я привычным движением не прихлопнул будильник.

По улице одна за другой проезжали машины. Каждая плескала в окно светом фар, и вместе с этим светом тени деревьев проползали справа налево по стеклу, по потолку и исчезали, но вскоре опять появлялись справа со следующей парой фар - словно огромный невидимый дворник подметал фасад дома огромной метлой.

В промежутках между машинами наступала тишина, слышались редкие удары капель по жестяному подоконнику. Зубная боль зимы, очередная оттепель точила сосульки. В комнате было жарко, теплостекло опять не успело отреагировать на резкую перемену погоды и отключить обогрев квартиры. Я почувствовал, что снова начинаю засыпать, и резко поднялся с кровати. В противоположном углу комнаты раздался шелест, в темноте мелькнуло что-то белое... "Крыло" - автоматически подумал я, вздрогнув. Блин, что за бред!

Я сделал несколько шагов в темноту. На полу белел знакомый прямоугольник рисовой бумаги с огромным тараканом, нарисованным черной тушью. Ну вот, а некоторые не верят, что тараканы умеют летать! Я поднял рисунок Франческо - раньше его подарок висел над столом - и заметил, что по полу раскидано еще несколько прямоугольников поменьше, и на один я уже наступил.

Когда я включил свет, оказалось, что все, приклеенное скотчем к стенам, за эту ночь отклеились - наверное, из-за потепления. Я не спеша обошел комнату, собирая и рассматривая новым взглядом эти листы - давно знакомые, но в то же время как будто забытые из-за их вечного присутствия в поле зрения.

Пара самодельных бумажных открыток с цветами. Репродукция "Большой Волны" Хокусая. Рукописное стихотворение неизвестного автора, с которым я поменялся на последнем Фестивале Анонимов. Я прочел первые две строчки - "небо не больше того, что поместилось в окне..." - и они показались мне гораздо более дурацкими, чем казались раньше. За листком со стихами шли два скользких на ошупь коврика - интерактивная карта мира и универсальный календарь-энциклопедия из серии настенных скринбуков, не имевших особого успеха на рынке, за исключением "туалетного бума", который продолжался лишь год, но зацепил и меня. Мой календарь тоже вначале висел на двери туалета, потом надоел и был перевешен за шкаф, рядом с которым и валялся сейчас. Дальше снова шла бумага - старая фотография Риты на фоне "Золотой горы" в петергофском Парке. И еще одна открытка, с чайками Флориды.

Я сложил свой урожай на стол, окинул взглядом оголившиеся стены и пошел в ванную. Включил холодную воду, плеснул в лицо, ощутив под пальцами многодневную щетину - неожиданно, словно коснулся не своего лица. Пожалуй, стоит побриться. Я выжал пенку на помазок, поднял лицо к зеркалу и посмотрел своему отражению в глаза.

Венчик помазка, коснувшийся в этот момент щеки, отвалился от ручки и грохнулся в раковину, рассыпался волосками по всей ее белой нише, как сбитый одуванчик.

На миг меня охватил страх - а что, если после трюка с Хрустальным Пауком все, чего я касаюсь, будет разваливаться? Сразу вспомнился известный специалист по конному ебизнесу Норвежский Лесной: существовала верная примета, что любая компания, куда он устроился работать, вскоре обязательно накроется большой волосатой мышью. Причем после каждого такого развала собственные волосы известного кризис-менеджера становились еще более мягкими и шелковистыми - пока в одной конторе не догадались насильно побрить Норвежского сразу после трудоустройства.

Я снова плеснул в лицо водой и решительно взял зубную щетку. Выдавил на нее пенку, размазал щеткой по щекам. Поглядел в зеркало и усмехнулся. Теперь я - большой зуб с глазами. Слабо в следующий почистить зубы помазком, гражданин любитель замены переменных?

После бритья кожу приятно грело и пощипывало. Я быстро оделся, открыл входную дверь - и тут страх накатил снова, но уже сильнее. Мне показалось, что я больше не увижусь с Мэриан. Словно она осталась здесь, у меня за спиной, в этой самой квартире, и я боялся, что сегодня с кем-то из нас что-то случится.

Я автоматически проверил карманы. Нет, как будто ничего не забыл. Но дурацкое ощущение не проходило. "Словно видимся в последний раз" - если бы только это "видимся" имело какой-нибудь смысл! Почему-то подумалось, что при трагических расставаниях запоминаются детали. Я уставился на косяк двери: паз замка, валик кожаной обивки. Сзади - свет из комнаты. Как будто я сейчас обернусь туда и кого-то поцелую на прощанье.

Да что за дурь! Не до конца проснулся, что ли... Я вышел в темноту коридора, захлопнул дверь. Нашарил выключатель, зажег свет на площадке. Пусть горит. Распахнувшийся лифт дыхнул дешевым синтетическим вином. Бр-рр.

На улице стало легче. Я закурил и двинулся к остановке. Две тени бежали впереди по земле, одна совсем бледная, другая почерней - два фонаря остались за спиной, у парадной. "Все нормально", только подумал я, как снова напал стрем: моя двойная тень на асфальте вошла в тень деревьев, в мрачную решетку черных веток, тоже двойную. А может, что-то действительно случится? Со мной или с ней? Неужели я так к ней привык, что начал переживать?

Слева к перекрестку приближались три крепких парня. Лица - черные, с резкими и неприятными чертами. Отличная компания для старика в потных носках.

- Мужик, закурить дай?!

Так и есть. Похоже, случится все-таки со мной. Ну и хорошо, тогда с ней не случится... Я сам не мог понять, почему сделал такой странный вывод. Но стало легче. Страх - это просто неопределенность, растянутая на непозволительное время.

Запустив руки в глубокие карманы плаща, я вышел на перекресток. Парни приближались. В правом кармане лежал кистевой экспандер, который я по привычке носил с собой с тех пор, когда у меня начались первые судороги от постоянной работы с "мышкой". Можно конечно и экспандером. Он тяжеленький, вполне сойдет за кастет... Но в левом кармане нашлось кое-что получше.

Перчатки. Мои старые перчатки из тонкой черной кожи. С дыркой на указательном пальце левой.

Четыре года занятий savate в Университете так и не сделали меня боксером. Разве что научили не принимать первый удар противника носом, а второй животом, как я нередко делал раньше. Зато после этих занятий у меня возникли особые отношения с любыми перчатками, варежками, а то и просто с тряпками, если их намотать на руку.

Как до занятий боксом, так и потом мои руки все равно не желали сжиматься в крепкие кулаки. А если пальцы и сжимались в нечто, то это нечто свободно болталось над тонким запястьем, как бутон тюльпана на тонкой ножке. Другое дело, если я надевал перчатки или рукавицы, любые. Вот тогда руки моментально твердели, точно вспоминали свое состояние на ринге.

К тому моменту, как я поравнялся с чернокожими парнями, моя левая уже была в перчатке. Правая осталась голой - в ней была сигарета, которую я решил не бросать слишком поспешно. Три человека... идеальная иллюстрация к "принципу обратного альпиниста". Скалолаз стремится всегда иметь как можно больше опоры, минимум три точки. А в драке ровно наоборот: в каждый момент нужно располагаться так, чтобы находиться на минимальном расстоянии от одного противника и на максимальном - от остальных...

Странно, но в этот раз перчатка подействовала слишком сильно. Левая рука так и чесалась врезать в челюсть крайнему парню. Что еще удивительней - даже образ мыслей как-то незаметно, но ощутимо изменился. Откуда взялся этот принцип "обратного альпиниста"? На языке вдруг завертелась хамская фраза, и я почувствовал, что борюсь с какой-то сильной частью себя самого, чтобы эту фразу не произнести...

- Извините, у меня последняя, - сказал я и аккуратно уронил окурок в лужу.

Я выиграл у восставшей части своего сознания слова, но проиграл голос. Вертевшееся на языке оскорбление не прозвучало. Но то, что прозвучало, было произнесено хриплым и насмешливым, совершенно не моим голосом!

Этот дикий гибрид тембров Высоцкого и Коэна я вспомнил бы и через сто лет. Потому что мы с Жиганом провели над созданием этого голоса черти-сколько времени. И страшно им гордились, пока через год не поняли, каким сырым комом был наш первый блин. В любом случае, тогда это была лишь виртуальная кукла. А сейчас голосом Малютки Джона заговорил я сам.

Словно бы в подтверждение этого открытия левая рука как бы сама собой, прямо в перчатке, юркнула в карман, вынула пачку CAMEL LIGHTS и демонстративно выщелкнула сигарету из почти полной обоймы. Я - или Малютка Джон во мне? - машинально закурил снова, после чего все-таки произнес вслух то, что вертелось на языке:

- А неграм вообще курить вредно - у них и так задницы закопченные.

Парень, которого я наметил "крайним", хохотнул, ткнул приятеля в бок и воскликнул мелким юношеским голоском, не соответствующим ни телосложению, ни зверскому африканскому лицу:

- Кончай залупаться, Вася! Щас гражданин прохожий вломит тебе, снова твоя рязанская рожа вылезет! Доктор ведь так и говорил - неделю после операции не курить, не пить и не залупаться!

Компания заржала и пошла дальше перпендикулярным курсом. Драки не будет, понял я. Мокрой ватой под колени плюхнулась слабость. Сбилось дыхание, руки задрожали. Псих! Читал же в новостях: у тинейджеров входят в моду пластические операции "под негров".



Трамвай оказался пустым. Наверное, последний. Я прислонился лбом к холодному стеклу, и мое отражение затуманилось. От дыхания на стекле образовалось круглое пятно пара, в нем проступила смешная рожица. Наверное, днем, когда было много народу и стекло точно так же запотело, кто-то нарисовал на нем пальцем классическое "точка, точка, запятая". Я отодвинулся от стекла - туманное пятно с веселой рожицей стало исчезать, и вскоре вместо него снова появилось мое лицо, отраженное в стекле.

Через несколько минут вдруг пропало и отражение: трамвай остановился на мосту через Малую Невку, свет в салоне мигнул и погас. Одновременно накатила такая тишина, словно все прочие движения в мире тоже вдруг осознали свою никчемность и прекратились.

А ведь это может быть вообще последний трамвай в городе. Многие линии давно перестали существовать, и я, со своей оторванностью от мира, вполне мог пропустить объявление о полной отмене трамваев.

От этого предположения легче не стало. Хорошо, что хоть снаружи шла какая-то жизнь.

На набережной между сфинксами сидела группа молодых людей. Мелькали огоньки сигарет, доносились приглушенные смешки. Девушка в длинном шарфе отделилась от компании, подошла к мужскому сфинксу и обняла его одной рукой за шею, а другой потянулась к губам. Из трамвая не было видно, что там происходит, но когда она отняла руку, я вздрогнул.

На губах сфинкса появилась зловещая светящаяся улыбка.

Компания приветствовала это художество дружным улюлюканьем. Девушка улыбнулась, и я заметил, что ее губы светятся тем же ядовито-желтым, что и губы сфинкса. Она убрала помаду в карман, постояла, а потом пошла ко второму, женскому сфинксу. Мой трамвай загудел, вспыхнул и поехал дальше.

Да что же это со мной творится сегодня? Или опять все по Грину: "Если ты любишь, ты боишься"? Неужто и вправду из-за Мэриан? Только недавно размышлял о том, что Сеть отучила меня "залипать" так сильно...



Последний раз такие страхи накатывали на меня при Рите. Сначала я как будто вылечился от них одной только мыслью о враче. Перед тем как лечь спать однажды вечером, сказал себе, что завтра обязательно пойду к врачу. Представил себе весь этот поход в деталях. Утром проснулся - все чисто, никакого стрема, птицы за окном. Но через неделю снова начались эти приступы беспокойства. Тогда уже сама Рита посоветовала сходить к психиатру. Возможно, она так пошутила. Но я воспользовался советом. Возможно, из вредности.

Врач сразу удивил тем, что оказался моложе меня. И хотя на нем был чистейший белый халат, Митя (так он сам представился) был подозрительно похож на маляра. Поэтому я решил ничего не говорить про Риту и про те мои основные страхи, что были связаны с ней. По дороге я представлял себе, что в кабинете меня встретит солидный дядька с бородой. Такому бы я все выложил. А этому Мите с прыщом на носу - нет, незачем ему рассказывать, как я постоянно боюсь за Риту, когда не вижу ее. Лучше пусть будет нечто общее. Просто с нервами у меня что-то, гражданин доктор. Знаете, на пустом месте без всякого повода страх прошибает. Иду, скажем, через дорогу, а тут фура груженая из-за поворота вылетает. Я сразу представляю себе, как я зазевался на проезжей части и меня на куски разносит. Или например в метро, там еще хуже. Особенно на станции "Маньяковская", знаете, какие там стены, настоящая бойня номер пять и мальчики кровавые в глазах. И так четко я вижу все подобные варианты, прямо дрожь берет. Вот и сейчас руки дрожат, глядите, дорогой товарищ Митя.

Но доктор был парень не дурак. Сначала он помучил меня расспросами о вещах, не относящихся к делу. Кого я больше люблю, кошек или собак? Помидоры или огурцы? Как я понял потом, сами ответы его не особенно интересовали. Он просто меня настраивал. Ему нужно было сбить мою напускную веселость, а также осведомленность в вопросах психологии, что я изо всех сил старался проявить, комментируя его бессмысленные вопросы.

Когда я окончательно запутался и перестал выпендриваться, он указал мне на стул в углу.

- Сядьте вон туда, ко мне спиной. Глаза закройте.

Профилакторий, где принимал доктор Митя, располагался в одном из университетских общежитий. По интерьеру кабинета это было не очень заметно, но когда я закрыл глаза, сознание сосредоточилось на звуках. Так и есть, общага.

Что-нибудь видите?

- Да ничего... Шумы только слышу... Душ наверху. На улице собака. Слева ребенка пытаются укачать. И еще много этих... людей. Весь дом как будто прозрачный или без стен вообще. И весь залит электрическим светом, очень ярким...

- Отлично. А себя, себя самого вы как во всем этом видите?

- Да никак... Спиной ко всему этому сижу... Как будто и нет меня там.

- Хм-м... - Врач призадумался.

- А вот у вас там на двери написано, - подсказал я. - Персональная настройка психозеркал, лечение биологической обратной связью. Мне еще говорили, есть такие эмпатические сигареты, подключение к групповому полю...

- Нет-нет, вам такое не подойдет.

Я услышал, как он встал и прошелся по кабинету у меня за спиной. Подошел к окну.

- Это же все клин клином, понимаете? А чтобы второй клин выбить, надо третий. Ну, отгородим мы вас забором из этих клиньев, а что толку? Вы же все равно найдете лазейку.

Доктор Митя снова прошелся по кабинету. Открыл ящик стола, достал что-то... кажется, книгу. Нет, шелест был не совсем бумажный. Я подумал, что наверное уже можно открыть глаза, но на всякий случай не стал.

- Давайте так, - решительно сказал Митя. - Попробуем один старинный способ... Только вы, пожалуйста, не особенно его разглашайте. Сейчас у нас в качестве базисной модели везде насаждают коммуникативную терапию. То самое, что вы у меня на двери видели. Искусство разгородиться на ячейки, а потом учиться разговаривать с соседом через забор. Основная идея в том, что при современном торжестве коммуникаций каждый может найти свое место в системе, если будет активно и правильно пользоваться этими коммуникациями...

- Чудесная теория, - вставил я.

- Чудесная? Да, можно и так сказать, - Митя вздохнул. - Когда вы сюда вошли, вам показалось, что я слишком молод и похож на маляра, верно? Вслед за этим у вас возникла целая система представлений о том, что рассказывать, а что нет. И вы наверное до сих пор думаете, что это все - ваши собственные мысли. А это всего лишь торжество коммуникаций.

- Как вы это делаете?

- Неважно. Это моя работа - заставить вас рассказать главное, а вовсе не то, что Вы сами считаете главным. Но мы сейчас говорим не о моих методах, а о ваших проблемах. Вам ведь сейчас стало неприятно, когда я показал, что знаю ход ваших мыслей. Вам активно не нравятся такие коммуникации, которые обводят вас вокруг пальца. Вы всю жизнь с ними боретесь, изолируетесь. Рвете связи, бежите из всех систем, где хоть немного задержались.

- И в этом моя проблема?

- Проблема в том, что вы думаете, что это проблема. А это может быть преимуществом. У коммуникативной терапии есть свои критики и противники. Например, кодекс Новых Нетских содержит любопытный запрет на дистанционное общение. Полагается общаться только вживую, с "ближними своими". Сеть и прочие средства связи разрешается использовать только в крайних случаях и лишь для организации живого общения. С этим связан их отказ от использования личек и кредиток, возрождение ритуалов персонального обмена и другие причуды. А некоторые люди идут и еще дальше. Отец Дел в своей книге "Прерванный сеанс" не без оснований напоминает, что большинство шедевров искусства прошлого созданы в уединении, в отрыве от коммуникаций. Вот и мы с вами попробуем нечто... антикоммуникативное. Но повторяю, сейчас такое шаманство не поощряется, меня могут лицензии лишить и даже...

- Я никому не скажу, что вы из секты Делителей, - подчеркнуто-серьезным тоном прервал я.

Про себя я вновь подумал, что мой целитель душ все-таки слишком молод. С маляром он меня конечно поддел... Зато теперь я лучше понимаю, как он работает. Путанная история про секретный метод запретной секты - скорее всего, тоже трюк, чтобы метод казался весомее.

- Хорошо, - кивнул доктор Митя. - Сделаем вот что. Зачерните все, что вы там видите сейчас. Дом этот прозрачный и все прочее.

- Зачеркнуть?

- Зачернить. Ну... вы когда-нибудь в детстве сидели в темном шкафу?

- Вроде нет... Но я любил сидеть под столом. И еще - играть в "корабль". Это когда несколько стульев составляются вместе, спинками в центр. Мачта делается из какой-нибудь швабры с простыней... Но главное, надо на эти стулья накидать сверху всяких покрывал и шуб, чтобы внутри образовался темный "трюм", где можно спрятаться. Я даже помню, было такое особое ощущение, когда вылезаешь из этой темноты на свет, и все вокруг как будто другое...

- Отлично! Как раз то, что надо. Попробуем вспомнить это ощущение. Глаза у Вас все еще закрыты? Положите ладони сверху на них. Темно?

- Да, темнота полная... Только пятнышко одно плывет оранжевое. От лампочки, наверное.

- Ну какая же это полная темнота? Вы небось полной темноты и не видели уже давно. Вот ее и попробуйте получить, Вам будет очень полезно. Зачерните все пятнышки. Представьте, что заливаете их тушью. Черной-черной тушью, без бликов, без отражений... Полная темнота... То же самое с мыслями. Появляется мысль - заливайте черной тушью. Даже самый маленький, самый невнятный образ заливайте темнотой...
все-все пропадает...
ничего нет...
только черная-черная тушь...
и теплая, тихая темнота...
перед глазами...
и в сознании...



Трамвай свернул и стал набирать скорость. Неужели я опять отключился? В вагоне появилось несколько пассажиров. Я подошел к старичку в спортивном костюме:

- А что, метро проехали?

- "Черную Речку"-то? Эгей! Остановки три назад! Теперь еще четыре обожди, там "Удельная" будет...



Вход в метро был залит теплым оранжевым светом. Пока я подходил ближе, цвет снега тоже теплел: синие тени делались светлее, и у самого входа остатки сугробов выглядели, как груды давленых апельсинов. Необъяснимый страх, преследовавший меня всю дорогу, улетучивался по мере моего погружения в этот теплый апельсиновый мир...

БЭМ!

...чтобы резко вернуться вместе с сильным электрическим ударом по ногам. Я упал бы на пол, если бы не схватился за тумбу турникета.

Час от часу не легче! Если "боязнь расставания" не мучила меня со времен общения с Ритой, то проблем с турникетами не было, наверное, лет с пятнадцати. Подходя к эскалатору, я достал личку и провел ею над тумбой... ЛЕВОЙ рукой! И естественно, прошел затем не в тот турникет.

В юности из-за такой рассеянности меня несколько раз основательно стукало метрошными костылями - тогда еще не было электроконтролеров. И даже после метро Барселоны, где сканеры левосторонние, я ни разу не ошибался в нашем метро: юношеские уроки правоты запомнились надолго. Но получается, не навсегда.

Я отступил назад, опустил личку с правильной стороны и прошел через турникет, непроизвольно сжавшись в его железных воротах.

Зато внизу на меня наконец снизошло успокоение. Оранжевые лампы, мягкие сиденья, равномерное покачивание вагона... Подземная река метро баюкала меня, и я с радостью отдался ее потоку.

Немного насторожила лишь схема станций на противоположной стене вагона - огромный паук с разноцветными лапами, севший на ухо города. В памяти сразу всплыла и еще более мрачная схема: на карте Москвы река делает петлю, рисуя профиль человека, а схема метро похожа на шипастый "ореол", венчающий эту голову.

Но то был уже не страх, а лишь хвост его улетающей тени, словно отвлеченное воспоминание о чем-то давнем. И только где-то на задворках сознания мелькнула смутная мысль, что в приступах непонятной дрожи было что-то притягательное и в некотором смысле даже "правильное"... Что-то, в чем я не успел разобраться до того, как оно прошло. И теперь где-то внутри другой-я с укором смотрел на этого, самоуспокоившегося. Другой-я испытывал ностальгию по переживаниям, которые вдруг вернулись.

Но и это ощущение было мимолетным, и метро убаюкало его еще раньше, чем прошел тик в коленях, по которым ударило током. Я перевел взгляд с паукообразной схемы на рекламную голограмму, наклеенную рядом на окне. Знакомый каждому старшекласснику портрет, разве что здесь великий русский писатель был трехмерным. Он как бы сидел с той стороны стекла напротив меня, держа в руке мини-диск. Под портретом чинно, без вспышек и смены цветов, проплывали белые слова на темно-сером фоне:

Голливуд не нужен русским,
если рядом Достоевский!
УБЕЙ В СЕБЕ БЕСА
с психозеркалом БРАТ КАРАМАЗОВ 4.0


Купил себе - купи и другу,
и получи бесплатный подарок:
увлекательное интерактивное руководство
по практическому христианству
"Ответный удар Иисуса"

Все программы освящены РПЦ.
Остерегайтесь подделок!

Вот именно, остерегайтесь. Может быть, ничего особенного и не случилось, подумал я, глядя в просветленные голографические глаза Федора Михалыча. Тоже ведь был редкостный шизофреник, если судить по книгам. А по жизни - зануда с кучей детей. Тоже небось думал, как было бы хорошо, если бы носки на ногах всегда были сухие. Но в книжках писал совсем другое - то, что несколько поколений не имеющих воображения читателей принимали за умный анализ и точный диагноз, хотя это было всего лишь расковыривание собственной болячки и любование гноем.

Так и у меня теперь: не высыпался несколько дней, много бродил по этому промозглому городу, где вообще только психи могут жить. Да еще эти виртуальные игры, которые оказались вдруг слишком сильно связаны с реальностью. У кого угодно нервы начнут шалить в таких условиях. А восприимчивого человека надо только чуток подтолкнуть, чтоб он завелся и сам начал из пальца высасывать всякий бред. Нет-нет, нам чужого не надо. Будь Спок, Федор Михалыч.



В "Сайгоне" было людно. Для котов-сетеголиков ночь - лучшее время. В техническом плане "Сайгон", конечно, не то, что "Тетрис" или "Планета". Но для наших целей он подходил гораздо лучше "Тетриса".

Когда-то, еще в усормовские времена, УКИБ пытался сделать "Сайгон" контролируемой тусовкой кибер-элиты. Тусовка получилась, а вот контроль - нет. Кафе находилось в центре, и от эффекта проходного двора здесь было не избавиться. Каждые пять минут дверь распахивал либо промахнувшийся входом меломан, либо вообще левый турист с Невского в поисках туалета, либо приезжий ламмер, купившийся на знаменитую вывеску и получивший наконец историческую возможность залить кофием старые плоские мониторчики, вплавленные в прозрачные столы и называемые по традиции "ништяками".

В конце концов попытки устраивать в "Сайгоне" традиционные встречи и прочую субкультуру были прекращены. Усормщики, пытавшиеся присматривать за оставшимся базар-вокзалом, вскоре плюнули и на эту затею: с таким же удовольствием можно было прослушивать туалеты Гостиного двора. Именно тогда "Сайгон" с его постоянным водоворотом "пионеров" действительно стал идеальным местом для отдельных встреч, которые не хотелось афишировать.

Жигана я отыскал глазами за дальним столиком в углу. Он сидел в типично пионерской компании из семи человек, которые что-то бурно обсуждали такими голосами, какими обычно обсуждают последний SexQuake. Я кивнул ему, заказал кофе и двинулся к свободному столику, краем уха уловив, что человек за мной спрашивает у бармена коктейль "Сказки Шервудского леса".

Не успел я сесть и оглядеться, как подошел Сергей.

- Саида почекали, - выпалил он.

- Кофеек без сахара Вы заказывали? - спросил подошедший с другой стороны официант.

И не дожидаясь ответа, поставил на прозрачный стол белоснежную чашку.



СЛЕДУЮЩАЯ КЛЕТКА